Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах] - Семен Аралов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миновав несколько деревень, к вечеру остановились на ночлег: Мемед категорически отказывался ехать ночью, о чем сказал еще в Самсуне. Шофер быстро договорился с крестьянином о ночлеге: были бы деньги. Мемед показывал на пальцах, сколько нужно платить. Хозяин отвел им комнату, то есть половину своего глиняного дома.
Принесли еду. Пока Владимир и Мемед ужинали, в соседней комнате появилось двое мужчин, потом еще трое, наконец, там оказалось человек десять. Все они с любопытством, но не назойливо заглядывали в комнату гостей. Владимир недоумевал: почему столько народу? Через минуту-другую он удивился еще больше: в комнату, что-то сказав по-турецки, вошли трое, держа в руках крупные виноградные грозди. Положили на стол, потоптались на месте, рассматривая Урасова, и ушли. Потом появились другие, принесли инжир. Эти были смелее: пожали Урасову руку, произнеся непонятные слова.
Мемед, видя на лице Владимира недоумение, разъяснил, похлопав Владимира по плечу:
— Совьет!
Турки закивали головами, заулыбались:
— Ийи! Ийи!
«Эх, до чего же, черт возьми, обидно, что я ихнего языка не знаю! — подумал Урасов. — Ведь по глазам видно — хотят услышать советское слово!»
Он встал, произнес:
— Ленин — Кемаль!
— Ленин — Кемаль!
Турки вслед за ним тоже повторяли два имени, и снова произнесли: «Ийи!» (Позднее, в Анкаре, Владимир узнал, что «ийи» — это «хорошо».) На прощание все выпили принесенного хозяином молодого виноградного вина.
Чуть свет Владимир и Мемед были на ногах. Владимир отсчитал положенное количество лир за ночлег, протянул хозяину. Тот замахал руками: не надо! Так и не взял у русского денег.
…Пылит по извилистой дороге ветхий грузовик. Добрались еще до одного населенного пункта. Переночевали. И снова почти все повторилось: турки с жадностью смотрели на советского человека, угощали фруктами. Появился даже мулла. С какими чувствами он пришел, неизвестно, но только при его появлении крестьяне сразу замолчали и один за другим покинули дом.
Когда Владимир собрался на следующее утро двигаться дальше, он увидел на улице пять грузовиков. За баранками сидели солдаты. В кузовах лежали плоские ящики.
«Боеприпасы», — догадался Владимир. Мемед уже пристроился было к колонне, чтобы ехать вслед, но Владимир показал ему бумажку: «Стоп».
«Если налетят на колонну бандиты, достанется и мне. Нужно переждать».
Колонна ушла. «Буду ждать полтора часа», — решил Владимир.
Интуиция не подвела его. Колонна в пути подверглась нападению. Когда Урасов подъехал, солдаты уже разгрузили одну, дымившуюся, машину и теперь торопились снять ящики с другой, сплошь изрешеченной пулями. Владимир и Мемед бросились на помощь: если начнут рваться снаряды, то здесь, на узкой дороге, никому не проехать. Несмотря на то что колонна была атакована неожиданно, на ходу, турецкие солдаты сумели дать отпор налетчикам: на обочине лежало пять трупов.
Наконец на дороге навели порядок. Владимир и Мемед тронулись дальше. Оставшийся путь до Анкары хотелось во что бы то ни стало преодолеть без ночевки, одним махом, и Владимир настойчиво повторял:
— Жми, Мемед! Жми!
Турок, словно угадывая смысл незнакомого слова, жал, насколько позволял старенький «рено».
В сумерки они въехали на окраину Анкары.
Горсть медяков
1925 год. Урасов ехал в Польшу. Одному было очень трудно: за ночь не сомкнешь глаз ни на минуту. Да и вообще в буржуазной Польше, где хозяйничали пилсудчики, можно было ожидать любых провокаций.
Урасов занимал целое купе. Вагон был немецкий, разделенный на восемь изолированных купе — каждое имело отдельные выходы на обе стороны. Снаружи вдоль всего вагона тянулась сплошная ступенька, на которой можно было какое-то время ехать стоя, держась за поручни.
Поезда ходили редко, мест всегда не хватало. Поэтому на дверях купе, предназначенных для иностранцев, имелась «налепка» — белый листок с польским орлом и надписью: «Купе зарезервировано».
Наступила ночь. Урасова сильно клонило ко сну. Чтобы прогнать дрему, Владимир жевал зерна кофе, непрерывно дымил папиросой, не затягиваясь: курить он еще не научился.
Наверху, в фонаре, тлел крошечный свечной огарок. Его хватило ненадолго: слабый огонек совсем погас. «Случайно или не случайно? — промелькнуло в голове. — Может, нарочно дали маленькую свечку, чтобы я оказался в темноте».
Подозрителен стал каждый скрип, каждый шорох. Рука плотно прижимала к левому боку пакет, пальцы ощущали холодок толстых сургучных печатей.
Папиросы кончились. Поезд подошел к станции. Сквозь дверное стекло было видно: на перроне одиноко торчал сонный лоточник с сигаретами. Урасов выскочил из вагона и купил две пачки сигарет — хоть и спешил, но сам выбрал их из лотка.
Быстро возвратился на свое место, вновь завязал веревкой дверные ручки. Лязгнули буфера. Уплыли тусклые огни вокзала, и снова не видно ни зги. Как бы не поддаться проклятому сну! Вторую или, пожалуй, третью ночь Владимир проводит вот так, в дороге. Он улыбнулся. Почему-то вдруг вспомнилось: «Ни сна, ни отдыха измученной душе…» И как будто где-то даже раздалась тихая музыка. Но это не была музыка, просто сон одолел-таки дипкурьера.
Кто знает, чем бы это кончилось, если бы… Раздался негромкий металлический звук. В ту же секунду Урасов очнулся. Левая рука схватилась за пакет: цел. Ногой нащупал на полу монету. «Из кармана пятак вывалился, — догадался Урасов. — Как же это я задремал?! Хорошо еще, что пятачок разбудил». У Владимира была привычка носить в кармане медные пятаки. Он любил, засунув руку в карман, в задумчивости перебирать медяки.
А сейчас монета очень кстати оказалась в роли будильника. Урасов закурил. Тихо… Темно… Вдруг дверное окно начало медленно опускаться. Ниже, все ниже. Владимир замер. Стучали колеса, стучало сердце. В открытый прямоугольник просунулась рука и потянулась к внутренней дверной ручке.
Урасов схватил незнакомца за кисть.
— Что нужно?
Человек на подножке рванулся, закричал: «Пшеводник!» Справа и слева откликнулись сонные голоса. Урасов отпустил чужую руку и поднял дверное окно. Тип на подножке исчез.
Ясно: за советским дипкурьером охотились. Остаток ночи не покидала тревога, нервы были напряжены до предела. Наконец — Варшава. О ночном «визите» сразу же доложил полпреду. Да, агенты Пилсудского были «сверхвнимательны» к каждому, кто приезжал из республики Советов. Надо быть все время настороже.
Но неожиданность есть неожиданность, и предугадать все невозможно. Через сутки Урасов возвращался обратно, получив увесистый сверток с дипломатической почтой. Приехал на Венский вокзал. Пакет нес под мышкой. Едва вошел в вокзал — навстречу стремительно бросился какой-то человек в сером костюме, рванул пакет с диппочтой. Владимир ответил ударом в солнечное сплетение. Неизвестный полетел на кафельный пол и начал кричать:
— То мой пакунек, он скрадл мой пакунек!
Собралась толпа, прибежал полицейский.
Урасов вынул красный паспорт с золотым гербом, поднял его над головой и громко сказал:
— Я курьер советской дипломатической службы!
— Он обманывает, он похитил мой пакунек! — не унимался провокатор.
Однако паспорт увидели. Толпа зашумела, двое в рабочих комбинезонах схватили провокатора за руки.
— Проверьте его документы, — потребовал Владимир у полицейского.
Тот недовольно поморщился.
— Да, да, проверьте его документы! — раздались голоса.
Полицейский резко надвинул фуражку на лоб и отозвал в сторону обоих. Нехотя буркнул неизвестному:
— Документы!
Незнакомец показал какое-то удостоверение. Полицейский быстро взглянул на него и тут же захлопнул. Владимир успел заметить: наверху напечатано — «дефензива» (охранка). И карандашом поставлен номер: 13.
Полицейский повернулся к Урасову, приложил руку к лакированному козырьку с серебряной кромкой:
— Извините!
Урасов направился в свой вагон.
…А другая примечательная история произошла в тогдашней буржуазной Литве — в Ковно (Каунасе). Урасов привез пакет и на следующий день должен был возвращаться. Жил он в «Гранд-отеле» на Лайсвисаллее, в двух-трех кварталах от полпредства. Паспорт Урасова находился в министерстве иностранных дел Литвы. В ожидании выездной визы Владимир скучал в своем номере, перелистывал «чтиво», предоставляемое бесплатно хозяином «Гранд-отеля»: литовские и немецкие газеты и даже белогвардейскую газету «Руль», издаваемую в Берлине.
До отхода поезда оставалось часа полтора. Пора идти в полпредство. Была поздняя осень, деревья стояли голые, землю скверов покрывал рыжий ковер опавших листьев. Вот и полпредство — одноэтажное каменное здание с небольшим двором. Перед фасадом — огромные липы. Едва Урасов подошел к липам, как перед ним, словно из-под земли, выросли люди в штатском, попытались схватить. Засада! Рванулся в сторону, но и тут сразу несколько солдат с винтовками преградили дорогу. Бежать некуда. Отскочил к ближайшему дереву, прислонился к нему спиной — так легче отбиваться от наседавших.
